Как я вылечила биполярное расстройство
Долгие годы люди живут и не понимают, что с ними происходит, правильный диагноз может поставить только хороший врач, а родственники недоумевают, как можно сидеть без работы, излагать бредовые идеи и не держать себя в руках. Как живут, где работают и что говорят своим близким люди с биполярным расстройством.
Биполярное аффективное расстройство — это заболевание психики, при котором человек переживает частые смены состояний: от гипоманий, то есть приподнятого настроения и сверхпозитивности, и маний — восторженных состояний на грани, когда может возомнить себя, например, пророком, до глубоких депрессий. Люди с БАР, как правило, обращаются к психиатру только после многих лет в попытках «взять себя в руки» и понять, что с ними происходит, а, получив диагноз, боятся рассказывать о нем окружающим.
Кирилл. «Моя самая долгая депрессия длилась пять месяцев»
— Я был эмоциональным и активным ребенком, но в каких-то адекватных рамках. Из детских признаков БАР у меня было то, что сечас называют синдромом гиперактивности. Проблему я заметил только в подростковом возрасте: лет в 15 стал чувствовать повышенное беспокойство и уже тогда понимал его как несоразмерное ситуации, а ближе к 18 годам стал ощущать что-то типа депрессии. С этими жалобами я и обратился впервые психологу, он, конечно, не понял, что со мной происходит. Диагноз я получил только после трех лет хождений от врача к врачу. В тот момент я ничего не чувствовал: ни облегчения, ни расстройства. Не было даже ощущения, что вот наконец-то все стало понятно и жизнь наладится.
Меня всегда больше беспокоили депрессивные состояния, потому что маниакальные не были чрезмерными. Первая сильная мания, которая прямо мешает жить, случилась после того, как мне назначили антидепрессант. Это вообще классический признак биполярного расстройства, когда от антидепрессантов человека выкидывает в манию. Это очень хорошее настроение и состояние. Ты прекрасно себя чувствуешь, у тебя много сил, энергии, идей, но в какой-то момент тебе настолько становится классно, что ты переходишь некоторую грань, за которой заканчивается просто хорошее настроение и начинаются неадекватно бредовые идеи, импульсивные поступки, нерациональные решения.
Ты решаешь, например, что тебе предназначено жить в Индии, и отправляешься туда, а потом это состояние проходит и ты находишь себя в Индии в депрессии.
Вспомните какой-нибудь великолепный день из своей жизни, когда вы влюбились и это чувство было ответным, и вот вы летели на крыльях любви, вам казалось, что весь мир прекрасен, а небо особенно голубого цвета. А дальше вспомните какой-нибудь ужасный день, когда вас отчислили из университета, выгнали с работы или бросили. В один день вы чувствовали себя сильными, готовыми горы свернуть, в другой — полным ничтожеством. У людей с биполярным расстройством такое бывает по несколько раз в месяц, и это выматывает.
Теоретически должна быть подобрана такая медикаментозная терапия, чтобы контролировать эти состояния. Обычно это несколько препаратов, которые позволяют человеку на биохимическом уровне не уходить слишком глубоко в депрессию и не подниматься слишком высоко в маниакальные состояния. И далее, когда он находится в усредненном состоянии, привычном большинству людей, тут уже власть самого пациента — научиться не загонять себя собственноручно. Например, не употреблять наркотики и алкоголь, которые способствуют слишком бурным ощущениям и впечатлениям.
С маниями конкретно в моем случае удается справляться. У меня бывают не маниакальные, а гипоманиакальные состояния, это когда ты ощущаешь слишком приподнятое настроение, ты такой продуктивный. Но когда ты начинаешь эксплуатировать это состояние, очень мало спать, потому что в такие моменты совсем не хочется спать, это выматывает, и после ты проваливаешься в депрессивную фазу. Я научился не слишком себя загонять и тем самым не провоцировать депрессии.
А вот когда накатывает депрессивное состояние, я никак не могу себя из него вытащить, и таблетки не так эффективно справляются, поэтому приходится просто пережидать это время. В такие периоды — обычно это длится около двух недель — я живу относительно обычной жизнью, но становлюсь малоэффективным на работе, мало общаюсь с другими людьми, потому что мне это доставляет дискомфорт, как будто в спячку заваливаюсь.
Фото: unsplash
Я знаю людей, которые годами живут в депрессии. Моя самая длинная депрессия длилась месяцев пять. Я много лет к тому моменту принимал одну и ту же терапию, чувствовал, что она не идеально мне подходит. Мы с врачом решили попробовать плавную отмену, посмотреть, как мозг будет справляться без медикаментов. Был относительно спокойный месяц, а потом я провалился в депрессию.
Падение — это постепенный процесс, с каждым днем ты чувствуешь себя хуже и однажды проваливаешься совсем глубоко, а вот выход из депрессии в моем случае всегда внезапный: еще вчера было ужасно плохо, а вот ты проснулся и резко стало лучше.
От близких людей я диагноз не скрываю, чтобы они понимали, что со мной время от времени происходит, а в целом знакомым или на работе я не рассказываю. С тем, чтобы скрыть свое состояние, обычно нет никаких проблем. Коллега на работе может спросить, почему я такой грустный. Я не хочу ему рассказывать, что у меня депрессия, что я не вижу смысла жизни, и просто говорю, что устал. Обычно этого хватает.
Я посещаю группы, и есть ощущение, что мне это очень сильно помогает. Я общаюсь с большим количеством людей, которые испытывают схожие проблемы, и чувствую, что не одинок в этом, потому что очень много лет я вообще не знал людей с ментальными проблемами, поэтому бывали сомнения, может, я действительно себе это придумал.
Мне относительно повезло, что у меня нет суицидальных наклонностей даже в самой тяжелой депрессии. Бывает, хочется, чтобы закончились эти страдания, но нет позыва что-то с собой совершить. Крайнее ощущение, которое я испытывал, — это когда несколько дней не выходишь из дома, даже не хочется встать и пойти в туалет, при этом чувствуешь постоянную тревогу и дискомфорт, и это очень болезненное состояние.
Суть в том, что ты немного иначе начинаешь воспринимать реальность. Если в очереди в магазине кто-то посмотрит на тебя, когда у тебя хорошее настроение, ты вообще на это не обращаешь никакого внимания. Если у тебя среднее состояние, ты подумаешь, ну, что-то человек увидел. А в депрессивном состоянии ты начнешь думать, что с тобой не так, что этот человек хочет тебя обидеть или он видит, что ты такой ничтожный. С годами я научился даже в такие моменты понимать, что моя голова меня обманывает, но это, к сожалению, никак не снимает тревогу и не облегчает состояния.
Светлана. «Когда у меня начинается депрессия, я просто увольняюсь»
— Это похоже на бег в колесе. Тяжелом железном колесе, которое невероятно трудно разогнать. Приходится тянуть и тянуть его, и каждый шаг дается с таким трудом, но в какой-то момент оно все-таки разгоняется, ты бежишь, ветер в волосах и все хорошо, а потом колесо начинает крутиться слишком быстро, ты не можешь остановиться и в конце концов улетаешь, врезаешься в стену со страшной силой.
С БАР, как правило, бывают две истории: либо человек попадает в больницу с манией, когда начинается психоз, сильный отрыв от реальности (БАР I типа), либо человек может годами не понимать, что с ним происходит, если у него, как у меня, преобладают депрессивные фазы, а психотических состояний не бывает, что называется БАР II типа.
С детства меня беспокоили тревога и бессонница. Это когда чуть-чуть что-то перевозбудит и ты уже не можешь спать. Все думали, что я просто «сова», но это была именно бессонница. Сама по себе она очень сильно дестабилизирует, потому что не позволяет восстановить силы. Тревога связана с самыми разными вещами, ты понимаешь, что она иррациональна, но не можешь успокоиться. Как будто в груди крутится хомяк в колесе. Там, где здоровый человек пойдет разбираться, человек в депрессии и тревоге закапывается, и у него абсолютно не будет сил, чтобы что-то делать.
В подростковом возрасте депрессивные состояния у меня чередовались с подъемами. Я еще как-то верила, надеялась, что все будет хорошо и что мои трудности пройдут. Но со временем — и это не только моя история, это типично — депрессии становятся все больше, и в конце концов это перешло в такие смешанные неприятные состояния — возбуждение и отсутствие сил что-либо сделать. Тревожный прокрастинатор, когда обо всем переживаешь, но ничего не делаешь. На самом деле многие могут узнать себя в таком описании, но у здоровых людей этот период достаточно короткий, а настоящая депрессия длится более 2 недель.
Я не очень-то много общалась с другими людьми с таким диагнозом, но я не уверена, что это целиком связано с расстройством. Я хорошо помню, как еще в детском саду смотрела, как другие играют, и мне это казалось очень глупым. Да не было еще и мотивации общаться, потому что в депрессии, когда кажется, что у тебя такая куча проблем, как-то не думаешь о социальной жизни.
Родители привыкли, что я всегда такая. Я училась нормально. Не было явных признаков: подумаешь, любит посидеть в своей комнате и никуда не ходит. Но я понимала, что мне плохо и надо искать решение, потому что сама я не справляюсь.
В 17 лет я впервые пошла к психологу. Начиная с этого момента и дальше, я видела, что со мной что-то не так, но я не думала, что настолько. У меня была длительная терапия, индивидуальная, групповая, я сама училась гештальт-терапии. Становилось лучше, но была как будто какая-то основа, до которой я не могла добраться. Я устала от этого и ушла в никуда. Я не могла тогда платить за свое обучение, у меня снова были проблемы с работой, потому что людям с БАР сложно задерживаться на работе, я просто постепенно опускалась на дно.
При этом я продолжала учиться, причем изучала вообще все: от эзотерических вещей до верстки сайтов. Я думаю, что эта бесконечная жажда информации была как поплавок, который на протяжении всей жизни меня держал. Даже лежа целый день в постели, не в силах подняться и сходить в душ или приготовить себе еду, я все равно искала информацию, читала что-то, мой ум был активен.
Моим пределом в депрессии был день, когда я кое-как вытащила себя в душ, и каждое действие было таким утомленным: встать под этот душ, взять мочалку, ее намылить, помыться. Я закончила, стою в ванной, беру полотенце, заворачиваюсь в него и понимаю, что я устала. Я сажусь в ванне, отдыхаю и не понимаю, откуда брать силы, чтобы встать, вытереться, одеться.
В какой-то момент я случайно посмотрела сериал «Блек Бокс», снятый по мотивам жизни Кейт Джеймисон, американского психолога, которая сама болела биполярным расстройством.
Я увидела со стороны, как выглядит человек с расстройством, и этого хватило, чтобы испугаться.
Я хотела сходить к врачу, чтобы мне поставили рекуррентную депрессию и исключили БАР. БАР, как мне казалось, страшнее.
Но, тем не менее, услышав диагноз, я почувствовала облегчение. Да, сначала была обида, что я столько лет ходила к специалистам — тогда мне было уже 27 — а они лечили меня не от того, но потом я подумала, что когда много лет с тобой происходит что-то, что ты не можешь контролировать, то узнать, что у этого есть название и, может быть, лечение — это на самом деле хорошая новость.
Мне прописали лекарства. Что таблетки сделали сразу, так это вернули мне сон. Мне всегда было сложно заснуть по вечерам, а моя самая нелюбимая ночь — с воскресенья на понедельник, я могла вообще не спать, потом идти на работу. А тут у меня появился такой якорь, я знала, что, что бы ни случилось днем, я все равно вечером лягу и ночью буду спать. Это большая радость.
Фото: unsplash
Иногда мне все еще кажется, что мои депрессии ненастоящие. Потому что человек ко всему привыкает. Чтобы человек в депрессии сказал: да, это она, и я должен теперь о себе позаботиться, нужна высокая степень психологической прокачанности. Чаще всего человек будет обвинять во всем себя, считать, что его жизнь кончена, что он упустил все шансы.
Как правило, у каждого есть любимая тема, на которую он себя грызет. У меня это — тема работы и профессиональной реализации. Я все время переживаю, что у меня нет работы, что я не знаю, чем хочу заниматься, не могу обеспечить себя. Материальные проблемы — это неприглядная бытовая реальность, которая часто сопровождает людей с расстройствами, у них нет достаточного ресурса, чтобы работать, и тревога усугубляется, потому что человек чувствует себя уязвимым, что неудивительно, если он не может себе обеспечить жилье, еду.
Хорошо, если есть близкие, которые готовы его поддержать. Моя мама долго не понимала, почему я не работаю и почему у меня все вот так. Для нее все выглядело так, как будто я нашла работу и жизнь моя от этого наладилась, но на самом деле я просто стала принимать таблетки и у меня появились силы. Я до сих пор не рассказала ей про диагноз, потому что не хочу ее тревожить. Возможно, я скажу, когда увижу, что она готова. Возможно, она и сама подозревает, она догадливый человек, но напрямую мы об этом не говорим.
Я не скрываю и не афиширую свой диагноз. Если я занимаюсь психологией, если я против стигматизации и за информирование, то разве у меня есть моральное право скрывать? Но на работе я никогда не говорила про заболевание. Я уверена, что там этого не поняли бы, и вообще зачем мне рассказывать об этом, если я обычный сотрудник и это не влияет на работу? А когда у меня начинались депрессии, я просто увольнялась.
К этому и надо стремиться — чтобы не влияло. Люди, которые жалуются на то, что на работе их не понимают, как правило, хотят себе выбить особое отношение. Но это наша ответственность — поддерживать состояние и быть конкурентоспособными сотрудниками. Многие интуитивно это чувствуют и выбирают удаленную работу, проектную работу или сферы, где им будет более удобно. По своему опыту могу сказать, что больше всего среди биполярников психологов и программистов.
После того как началось лечение, я пошла на переподготовку по психологии, о чем давно мечтала — по первому образованию я философ, по второму психолог, нашла работу, которая меня устроила и на которой я достаточно долго продержалась, и запустила группу поддержки.
В Москве, кроме моей, есть еще одна воскресная группа, и это невероятно мало, при том что сейчас расстройство диагностируют все чаще. Его не стало больше, просто информация доступнее, а молодое поколение намного более открыто относится к этим вещам и обращается к специалистам. На группу приходит около 10 человек, преимущественно 30+, но есть как и совсем молодые участники, так и пенсионеры.
Это очень интересные люди: люди науки, искусства, люди, которые работали в разных странах. Но неправильно считать, что люди с БАР все такие креативные, это «ошибка выжившего». Мы видим позитивные примеры, но не видим тех, кто не получает лечение или кончает жизнь самоубийством. Даже если человек не пошел на этот последний шаг, то, как он проживет свою жизнь, зависит от того, будет ли он лечиться. Те люди, которые решают бороться за свою жизнь, достигают результата. Но часто это не то, что мы ждем. Жизнь не становится прекрасной и проблемы не решатся просто от того, что ты пьешь таблетки. Жизнь с БАР во многом про смирение, потому что мы не можем ничего в себе контролировать.
Источник
Интервью: Александра Савина
Один из важных шагов на пути к дестигматизации психических заболеваний — открытый и честный разговор о проблеме. Мария Пушкина рассказала нам о жизни с биполярным расстройством, трудностях в постановке диагноза и особенностях жизни с болезнью в России.
Биполярное расстройство (БАР) — это заболевание, при котором спокойное состояние чередуется с периодами повышенной активности и настроения (маниакальные эпизоды) и периодами подавленности, упадка сил (депрессивные эпизоды). Прежнее название этого явления — маниакально-депрессивный психоз — современные медики считают не вполне корректным. Фазы чередуются у всех людей по-разному и выражены в разной степени. Различают БАР I и II типа. В БАР I типа ярко выражена мания — крайняя степень нервного возбуждения, вплоть до потери самоконтроля и связи с реальностью. В таком состоянии человек способен возомнить себя пророком, носителем тайных знаний и броситься в любую авантюру. БАР II типа отличается тем, что у человека не развивается настоящих маний, а бывают гипомании — эпизоды приподнятого, вплоть до эйфорического, настроения. Но преобладают фазы депрессии, они могут продолжаться месяцами и даже годами.
О БАР II типа я знаю на собственном опыте. Я с детства понимала, что со мной что-то не так, и всегда страдала от резких перепадов настроения. Как и у многих, всё проявилось в подростковые годы на фоне гормонального сдвига. Детство я помню как абсолютно счастливое, безоблачное — и буквально в один момент оно закончилось. Я почти на четыре года погрузилась в унылую подростковую депрессию.
Мне казалось, что я тяжело больна. Я ненавидела себя и окружающих, чувствовала себя самым ничтожным, ни на что не пригодным созданием. Всё это усугублялось упадком сил, когда не то что пробежать кросс — дойти утром до школы было тяжёлым испытанием. Я ни с кем тогда не дружила и общалась только с книгами и героями сериалов про убийства. Какие-то предвестники этого, наверное, были и раньше. Я хорошо помню, что первый свой план самоубийства придумала в 9 лет. В 12–14 лет я с такими мыслями просыпалась и засыпала. Если жизнь обычного человека более-менее похожа на прямую (детство, юность, взрослый возраст), то жизнь биполярника — это американские горки, на которых движешься по кругу. В гипомании ты превращаешься в вечного подростка, который жаждет приключений на свою голову, не может и минуты усидеть на месте. В депрессии ты ощущаешь себя немощным стариком, у которого ржавеют мозги и тело.
Закончилась моя первая депрессия тоже будто по щелчку: ближе к 16 годам я однажды проснулась с улыбкой во всё лицо и поняла, что хочу бегать, хохотать, общаться. Жизнь моментально стала суперактивной и насыщенной, казалось, мне всё по плечу. Я ощущала себя в постоянном полёте и иногда двигалась и говорила так быстро, что друзья спрашивали: «Ты что, на спидах?»
Я училась, работала, была волонтёром, непрерывно путешествовала. Я спала тогда в лучшем случае часов по шесть, не в силах остановиться, замедлить вихрь мыслей и планов в голове. Однажды я на целый месяц оказалась в совершенно безумной арктической экспедиции на велосипедах: там я бегала с 18-килограммовым рюкзаком за плечами, обгоняя здоровых мужчин.
У меня была пара нервных срывов. Однажды я наорала матом на начальника, из-за чего меня исключили из проекта. В тот момент, когда я покинула свой город, чтобы покорять Петербург, организм начал меня подводить. В 22 года я снова была самым несчастным человеком в мире, обессиленным, подавленным, без планов и амбиций. Работа превратилась в каторгу, чтобы просто сделать звонок, нужно было по часу себя уговаривать. Я стала постоянно болеть, врачи говорили о падении иммунитета. Думать и писать было физически трудно, я не могла ни на чём сосредоточиться, забывала английские и даже русские слова. Я благополучно пережила этот период благодаря поддержке любимого мужчины, который обо мне заботился: приносил еду, водил за руку гулять, искал врачей.
Дальше взлёты и падения повторялись. Я пыталась разобраться, что со мной происходит, общалась с несколькими психотерапевтами. Все они были классные, современные, отлично образованные, но только один понял, что то, что со мной происходит, выходит за границы комплексов и детских травм. Это серьёзный недостаток многих специалистов — вера в то, что психотерапия может вылечить всё без всяких лекарств.
Подбирали мне препараты долго и мучительно. Я чувствовала себя Алисой в Стране чудес — никогда не знаешь, каким человеком проснёшься с утра
Наконец, мой последний психотерапевт сказала: «Знаете, у вас налицо признаки депрессии. Я бы посоветовала встретиться с психиатром». Я была в шоке. Моё представление о себе радикально расходилось с картиной депрессии. Я привыкла думать о себе как об активном, жизнерадостном человеке, которому что-то мешает расправить крылья.
Первый психиатр, к которому я пошла, был частным врачом и принимал анонимно. Я бы не рискнула идти в государственный диспансер, где твои симптомы запишут и сохранят навеки. Если вы стоите на учёте, диагноз может потом помешать устроиться на работу, получить права — мало ли как ещё злоупотребит знаниями о тебе твоё государство. Врач пришла к выводу, что моя депрессия развилась из-за подавляемых негативных эмоций. Она назначила мне минимальную дозу нормотимика и рекомендовала разбираться с этими самыми эмоциями у психотерапевта.
Это не помогло, мне становилось всё хуже. Я спала часов по одиннадцать и просыпалась с раскалывающейся головой и дрожью в руках. По вечерам я могла только лежать на диване и плакать. Всё это сопровождалось высокой тревожностью и социофобией: я начала шарахаться от людей, меня пугали толпа в метро и едущие мимо машины. В какой-то момент мне было страшно отвечать на звонки и даже открывать сообщения в фейсбуке. Все силы я тратила на то, чтобы ходить на работу и делать вид, что у меня всё в порядке.
Я поняла, что среди психиатров есть два враждующих лагеря: «олдскульный», который от каждого симптома найдёт таблетку, и «продвинутый», который считает, что антидепрессанты вредны, потому что они не устраняют психологические причины проблемы, а только убирают симптомы. Соответственно, первые считают, что БАР — это врождённый дефект в балансе гормонов, который можно исправить только химически. Вторые не верят, что это врождённая болезнь, а верят в психотерапию.
В итоге я обратилась к государственному врачу (это, в принципе, тоже можно сделать анонимно) с советским образованием. К тому моменту я много прочитала об аффективных расстройствах и уже сама поняла, что моя проблема не только в депрессии. Проницательная пожилая врач буквально с первого взгляда поставила мне диагноз «БАР II типа». Она выписала более сильные лекарства и предостерегла, что от психотерапии в таком состоянии только вред: раскапывание негативного опыта из прошлого может ещё сильнее травмировать.
Я вовсе не хочу сказать, что психотерапия при БАР не помогает. Биполярное расстройство — недостаточно изученное заболевание, о причинах его возникновения до сих пор спорят. Я знаю истории, где причины расстройства (например, воспитание психически неуравновешенными родителями) можно было проработать с помощью психотерапии. Мне психотерапия со временем тоже помогла, в первую очередь научиться принимать себя вместе с недостатками, не чувствовать себя виноватой и неполноценной из-за болезни. Главное — найти «своего» терапевта, с которым вы будете говорить на одном языке.
Подбирали мне препараты долго и мучительно. У них масса побочных эффектов: то бессонница, то, наоборот, вялость и потеря внимания, проблемы со зрением, сыпь на коже… Я чувствовала себя Алисой в Стране чудес — никогда не знаешь, каким человеком проснёшься с утра. Биполярное расстройство сложно в лечении, потому что для мании и депрессии нужны совершенно разные препараты, а фазы сменяются непредсказуемо. БАР II типа, как и в моём случае, часто путают с депрессией, потому что на симптомы гипомании обычно не жалуются, до определённого момента они только радуют — это же сплошной драйв!
При этом, если лечить БАР только антидепрессантами, результат может быть плачевным: депрессия со временем перейдёт в манию, а мания может разогнаться до полной потери контроля и психоза. Об этом рассказывает шокирующая книга «Fast Girl»: её автор, олимпийская спортсменка, на фоне мании решила заняться проституцией.
Я не сразу осознала, что, чтобы чувствовать себя лучше, образ жизни нужно менять. Первое, что я сделала после постановки диагноза, — взяла много денег в кредит и отправилась на тропический курорт, где зависала в клубах и успокаивала нервы алкоголем. Я тогда не думала, что мне потом год придётся выплачивать долги, а думала о том, что нужно немедленно сбежать от этого уныния и серости. Загулы и растраты — это очень типичное для биполярников поведение. Но за праздником жизни неизбежно последовала очередная депрессия, и пришлось делать выводы.
На самом деле я до сих пор не смирилась с тем, что у меня в жизни много ограничений. Моё состояние и сейчас неидеально, хотя я не теряю надежды, что оно станет лучше. К сожалению, биполярное расстройство — это на всю жизнь, можно только несколько выровнять перепады настроения и приспособить к ним образ жизни. Если его не лечить, оно ухудшается с возрастом: депрессии будут чаще и тяжелее. Мне, в общем, повезло. Около половины людей с БАР не могут полноценно работать и не способны завести семью; у многих за плечами попытки самоубийств и месяцы в психиатрических клиниках. Другая половина вполне справляется со всеми социальными функциями, только это даётся им тяжелее, чем другим.
В депрессии очень трудно работать. Я примерно полгода не могла делать почти ничего осмысленного. Важно сократить число дел до минимума, не погребать себя под горой обязанностей. Но при этом нельзя совсем всё забрасывать: диванный образ жизни добьёт вас окончательно. Самая большая иллюзия в депрессии — что в твоём состоянии виноваты внешние обстоятельства: муж не любит, на работе не ценят, в стране бардак. Стоит бросить всё старое, например уехать на край света, и жизнь наладится. Я многое бросала и уезжала три раза; это помогает, но очень ненадолго. Со временем на тебя наваливаются все те же самые нерешенные проблемы. В фазе гипомании легко наломать дров, испортить отношения с близкими и коллегами. Нужно учиться притормаживать и расслабляться. Очень помогает йога.
Правила жизни биполярника довольно простые, они вписываются в избитое понятие здорового образа жизни: соблюдать режим, отказаться от алкоголя и прочего допинга, заниматься спортом, по ночам спать. И нужно себя беречь: не переутомляться, избегать лишнего стресса. Бури страстей и богемный образ жизни не для вас, хотя биполярная душа требует именно этого. Я стала себя ограничивать в увлечениях. Раньше если мне нравилось какое-то дело, я погружалась в него с головой, могла не есть и не спать. Теперь понимаю, что постоянное напряжение расшатывает психику. Полезно вести дневник, чтобы упорядочить мысли и переживания. Стоит завести шкалу настроения — табличку, в которую ты записываешь своё настроение и принятые лекарства. Это важно, чтобы точно представлять, как со временем развивается заболевание и насколько эффективно лечение.
В западной культуре биполярное расстройство широко обсуждается ещё с 80-х. Многие известные люди открыто говорят о своей борьбе с заболеванием, и это очень поддерживает. В первую очередь это нежно мной любимый Стивен Фрай, который выпустил фильм о своей жизни с БАР, «Stephen Fry: The Secret Life of the Manic Depressive», а ещё Кэтрин Зета-Джонс и Джереми Бретт. Кстати, песня Курта Кобейна «Lithium» тоже о биполярном расстройстве: БАР I типа лечат литием. Радует, что в популярных сериалах появляются яркие персонажи с биполярным расстройством, например Кэрри из «Родины», Йен и его мать из «Бесстыдников», Сильвер из «Беверли-Хиллз 90210: Новое поколение».
Из-за недостатка информации о БАР ты не можешь понять, что с тобой творится, чувствуешь себя проклятым
Меня очень поддержало чтение книг, написанных самими людьми с биполярным расстройством, где они рассказывают, как справляются с болезнью, что чувствуют. Позитивный пример необходим, чтобы поверить, что ты не обречён, ты справишься. Must read — книги Кей Джеймисон, известного американского психиатра, которая во время расцвета своей карьеры поняла, что сама страдает биполярным расстройством. Болезнь не помешала ей изменить мир к лучшему: открыть клинику для лечения БАР, вести исследования, написать книги, которые стали бестселлерами, в первую очередь автобиографию «An Unquiet Mind: A Memoir of Moods and Madness», а ещё «Touched with Fire» — впечатляющее исследование о связи БАР с творческими способностями (многие гениальные люди страдали этим заболеванием, психиатры подозревают в биполярности Марину Цветаеву и Владимира Высоцкого). К сожалению, ни одна популярная и доступная обычному читателю книга о БАР не переведена на русский. Я хочу восполнить этот пробел и уже практически перевела «An Unquiet Mind»; теперь думаю, как её издать. Кстати, только что вышел фильм о биполярном расстройстве «Touched with Fire» с Кэти Холмс в главной роли, названный в честь книги; очень надеюсь, что он доберётся до России.
В России для больных БАР главная трудность заключается в том, что никто не знает, что это за болезнь и что с ней делать. Как, впрочем, и с другими психиатрическими проблемами: люди воображают ужасное и думают, что это опасно для окружающих. Из-за недостатка информации ты не можешь понять, что с тобой творится, чувствуешь себя проклятым. На самом деле вокруг вас каждый день гуляет множество вполне симпатичных персонажей с психопатией, хронической депрессией или обсессивно-компульсивным расстройством. Если они знают свои особенности и умеют их контролировать, они ничем не отличаются от других людей. Я думаю, в России в массе психические проблемы «прячутся» за алкогольной зависимостью: алкоголь — это доступное «лекарство», с помощью которого люди пытаются держаться на плаву.
В британской прессе сейчас много говорят о том, что к психическим проблемам нужно относиться так же, как и к любым другим проблемам со здоровьем, например как к язве желудка или астме: ты полноценный член общества, но у тебя есть ограничения. Этот подход пока далёк от российских реалий. Ты не можешь взять больничный из-за депрессии. Не можешь вслух говорить о своих проблемах, боясь быть отвергнутым, лишиться работы. Люди шарахаются от психиатров и остаются наедине со своей проблемой, довольно трудно найти грамотного профильного специалиста. Почти нет литературы на русском, нет тех же групп поддержки. Есть пара сообществ в соцсетях, но в них очень не хватает экспертов.
Я хочу внести посильный вклад в то, чтобы ситуация в моей стране стала лучше. Как неплохой переводчик, я перевожу и выкладываю в сеть интересные статьи и книги о БАР. В планах — развивать профильный сайт о БАР и создать группу поддержки. И я в поиске единомышленников.
Источник
