Как вылечил себя винокур

Шутником и проказником он был с рождения — недаром ведь появился на свет 31 марта, в канун Дня дурака. В раннем детстве маленький Вова вместе с братом залезал под кровать и задувал оттуда свечи, когда его набожная бабушка молилась Богу. И хотя с тех пор мальчик вырос, он по-прежнему такой же непоседа и озорник. В жизни Винокур даже смешнее, чем на сцене. К его словам не всегда стоит серьезно относиться, даже если говорит он с ОЧЕНЬ серьезным видом. Одиннадцать лет назад пережив страшнейшую катастрофу, Владимир Натанович не просто вернулся к жизни, но и смог продолжить свою карьеру…

«Моя жена Тамары была со мной на «вы» аж до самого загса»

— В моем творческом развитии главную роль сыграла мама, Анна Юльевна, мой самый близкий человек, — признается артист. — Я был еще маленьким, когда она взяла меня за руку и отвела во Дворец пионеров. Как бы подтолкнув меня к сцене. От Дворца пионеров я ездил в Международный детский лагерь «Артек». Там и получил первое признание как эстрадный артист и юморист по жизни. Там же на конкурсе спел песню Вано Мурадели «Бухенвальдский набат». Золотую медаль мне вручал сам Юрий Гагарин! Так что, как видите, творчество из меня прямо-таки с детства перло. Вообще, мама — моя первая учительница. Она преподавала русский язык и литературу в школе, где я учился, более того, была у нас классным руководителем. Чтобы получить по русскому языку пятерку, нужно было выучить предмет на «6». К тому же, обо все мои шалостях на уроках ей тут же становилось известно. Чуть что, я получал подзатыльник довольно увесистым учебником литературы. Так что процесс получения образования был поставлен достаточно серьезно.

— Не знаю, как с образованием, но вот к личной жизни вы, похоже, подошли со всей ответственностью, женившись, как говорится, один раз и навсегда…

— Скоро исполняется 30 лет, как мы вместе с Тамарой. Познакомились в театре. Наверное, это можно назвать в какой-то степени служебным романом. Я тогда работал артистом-стажером в Театре оперетты, играл в спектакле «Не бей девчонок» роль двоечника Славки Леденцова. Тома, обаятельная блондинка с большими голубыми глазами, танцевала партию куклы. Наши с ней отношения поначалу вообще не складывались. Я чувствовал себя всеобщим любимцем, а она на мои остроты никак не реагировала, ухаживания отвергала. Ведь когда все вокруг к тебе с открытой душой, а кто-то один нет — это заводит. Начинаешь рыть копытом землю.

— И долго будущая жена не обращала внимания на горе-ухажера?

— Долго. Она была девушкой не от мира сего. Воспитывалась в интернате при хореографическом училище, а это — как институт благородных девиц: шаг вправо, шаг влево — измена Родине. Эта симпатичная провинциальная девчонка (она родом из Лыткарина, что в Подмосковье) обращалась ко мне только на «вы». Наблюдая за Тамарой, я иногда ловил в кулисах ее взгляд. С трудом удалось добиться ее расположения. Как-то я пригласил ее в гости к себе в общежитие ГИТИСа. Приготовил праздничный набор, бутылочку… Даже пытался приставать. Оказалось, что Тамара никогда прежде не целовалась. От испуга она даже расплакалась. Я тоже испугался, а когда провожал ее домой, заявил: «Ты приготовься замуж за меня… » — «Почему?» — удивилась она. «Потому! Ты не смотри, что я студент-стажер и зарплата у меня всего 90 рублей. Подожди, буду известным, популярным и богатым. Ты мне веришь?» Тамара это как-то так равнодушно восприняла, что я даже обиделся, но не отступил. Через несколько дней, повторив свое предложение, услышал: «Я вам попытаюсь поверить!» На «вы» Тамара была со мной аж до самого загса. В отличие от своей мамы, моей будущей тещи, она мне поверила.

— Ее родители были против вашего брака?

— Ага! Просить Томиной руки в Москву из Курска мне приехал помогать отец. Вместе мы отправились уговаривать маму невесты. Уговорили… Первый год нашей с Тамарой совместной жизни выдался сложным. Поселились мы в квартире ее бабушки, и на наших двадцати квадратных метрах в театральный выходной по средам собиралось человек пятнадцать-двадцать. Старые друзья у нас с тех времен, кстати, и сохранились.

«Моя первая специальность — строитель, я даже первое время работал каменщиком и штукатуром»

— Владимир Натанович, вы ведь могли стать строителем или уж в крайнем случае сделать карьеру, как профессиональный певец…

— Это правда. Моя первая специальность — строитель. Родом я из Курска. До армии окончил тамошний строительный техникум. Хотел пойти по стопам отца, светлая ему память. Он работал главным строителем в Курской губернии. Пол-Курска построил. Я тоже какое-то время работал у него на стройке каменщиком, штукатуром. Правда, параллельно со строительным техникумом, после второго курса, поступил в музыкальное училище, на дирижерский факультет. Потом ушел в армию. В 1969 году, солдатом, поступил в ГИТИС на отделение актеров музыкального театра. Одновременно работал в Цирке на Цветном бульваре. Два года проработал в Театре оперетты, снимался на телевидении. Концертмейстер Большого театра Михаил Банк, услышав меня однажды, посоветовал попробовать себя на эстраде. Он рассказал обо мне Юрию Маликову, руководителю ансамбля «Самоцветы», и тот предложил мне попробовать себя в их новой программе.

В 1975 году я устроился в суперпопулярный тогда ансамбль «Самоцветы», стал много ездить. Кстати, может, именно это и помогло мне сохранить семью: поле каждого возвращения домой мы как бы заново знакомились. Как-то мы с женой сели и подсчитали, что за все время совместной жизни я лишь семнадцать лет был дома. Остальные провел на гастролях, в самолетах, поездах, гостиницах. Летом Тамара иногда отправлялась с нами на гастроли. Отдыхала и заодно воспитывала «самоцветовскую» детвору — Диму Маликова и Вовку Преснякова: играла с ними в волейбол, бегала на речку. Она для них, как вторая мама, и сейчас при встречах они бросаются к ней в объятия, как к ближайшей родственнице. Тамара часто шутит: «Если бы я не заставляла Вовика и Димку выжимать трусики после купания, они, может, и не натворили бы столько всего… »

— А как же насчет собственных детей?

— Одиннадцать лет у нас с супругой детей не было. Врачи делали мрачные прогнозы. К счастью, Тамара прошла все круги ада и в конце концов таки победила! В 31 год родила Настю. Мне тогда было под сорок.

— Не боялись, что дочь пойдет по вашим стопам?

— Если бы боялся, наверное, не позволил бы ей поступать в хореографическую академию. Когда Настя родилась, у нас не было нянек, сиделок, домработниц. Тамара, выйдя из декретного отпуска на работу в Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко, стала брать дочку с собой. Так что Настя росла за кулисами и на сцену впервые вышла в три года. А в пять лет сыграла маленькую Эсмеральду. Я тогда шутил, что не зря мы ее родили: хоть помощь материальная семье. Единственное, Настю поначалу пугало, что по сюжету ее цыгане воровали: на сцене гасили свет, ее хватали и уносили. Но потом она привыкла и играла с удовольствием, натурально и огромной отдачей, буквально отождествляя себя с ней. Правда, очень удивлялась, почему всем в конце месяца платят зарплату, а ей — нет.

Когда Настя (в этом году ей исполняется 18 лет) поступила в академию, у нее был собственный репетитор — ушедшая на пенсию Тамара. Они как закадычные подруги: спорят, ссорятся, мирятся, обсуждают женские проблемы… Хотя вообще-то жизнь у Насти не сахар. Тома постоянно ее контролирует. Как только Настя садится на велосипед, мама сразу: «Не больше пяти минут, чтобы не перекачать мышцы!» На ролики встанет — тут же строго: «Помни, кем ты будешь работать!» Дочка терпит… Повадкой она в меня: копирует голоса, манеры, смешит всех. Ей педагог как-то раз сказала: «Ты — такой же клоун, как твой папа!» А я смеюсь: «Настя пошла по маминым стопам, но в душе — в папу!»

«Тебе придется три месяца лежать вверх ногами на спине и не двигаться», — сказали мне наши медики после автокатастрофы. Немецкие врачи ногу собирались ампутировать»

— Кстати, творческие вопросы с супругой обсуждаете или дома на рабочие темы наложено табу?

— Тамара никогда не лезет в мои дела. Не ревнует, не устраивает сцен. Я всегда шучу: «У артиста роман с залом, но это несерьезно — всего на два часа!» Часто прихожу домой поздно, и Тамара это воспринимает нормально, знает: работаю, а не шляюсь.

— И что получает взамен?

— Мою любовь! Подарки с некоторых пор не дарю. Это по молодости еще мог ее удивить. Помню, когда ей исполнилось двадцать пять лет, Кобзон посоветовал купить в подарок бриллиантовые серьги: «Это должно быть у женщины независимо от того, носит она их или нет!» Стоили серьги безумно дорого — 1200 рублей. У меня, естественно, таких денег не было. На выручку пришел Иосиф — добавил. Кстати серьги потом всю жизнь так и пролежали в коробочке. Теперь я жене просто даю деньги и говорю: «Купи себе, что хочешь!» Знаете, очень удобно! А вот цветы Тамаре дарю постоянно. Причем не те, что получаю на концертах, покупаю сам.

За годы мы с Томой хорошо друг друга изучили. И получается, что жена — единственный человек, которого я не способен разыграть. Слишком привыкла к моей манере общения, шуткам. С ней вообще шутки плохи. Сколько бы я ни звонил домой и, дурачась, говорил чужим голосом, она ВСЕГДА меня на 10-й секунде «вычисляет». Ее просто невозможно провести.

— А вас, хохмача и приколиста, кому-то удавалось разыгрывать?

— Вся моя жизнь — сплошной прикол. Естественно, и меня разыгрывают. Лучше всего это получается у Левы Лещенко. Он меня все-таки уже больше тридцати лет знает… Как-то давным-давно Лева разыграл меня 1 апреля — можно сказать, прямо в мой профессиональный праздник. 31 марта мы отмечали мой день рождения. Разошлись только под утро, часов в пять. Я лег спать и только начал засыпать, раздается телефонный звонок. Снимаю трубку. Лещенко: «Старик, я застрял у твоего дома, машина не заводится. Вынеси два ведра воды». Я, проклиная все на свете, одеваюсь, набираю воду, спускаюсь вниз — выношу два ведра. Дворник меня увидел и сильно удивился: чего это я чуть свет, да еще с ведрами, выперся? И тут, не обнаружив во дворе никакой машины, до меня дошло: зачем вода-то нужна? Это ведь не бензин. Понял, что надо мной подшутили. Но ничего, я потом за эту шутку отыгрался на Леве. Причем не раз.

— Владимир Натанович, у вас в жизни был просто страшный случай…

— Вы имеете в виду автомобильную катастрофу, в которую я попал в 1992 году? Это, наверное, скорее уже не везение, а счастье, что я выжил в этой катастрофе. С тех пор я называю этот день одним из трех счастливых в моей жизни.

А случилось это в Германии. Двое моих друзей погибли. Я остался в живых, но меня буквально разорвало на части. Немецкие врачи собрали меня по кусочкам, но одна нога стала значительно короче другой. Мне сказали, что я никогда не смогу нормально ходить, даже собирались ампутировать мне левую ногу. Когда ко мне приехал Иосиф Кобзон, я попросил его связаться с группой наших войск в Германии, чтобы они забрали меня в свой госпиталь. Это просто счастье, что меня перевели в наш военный госпиталь — они меня срастили даже без дополнительных операций. «Тебе придется три месяца лежать вверх ногами на спине, — сказали мне наши медики. — Нельзя будет повернуться ни вправо, ни влево!» Я, конечно, согласился. Мне распилили ногу, и 95 дней я лежал на вытяжке.

Кстати, катастрофа случилась 27 января, а 28-го приехал Кобзон. Он привез магнитофон, чтобы я надиктовал для Левы Лещенко поздравление — у него 1 февраля как раз было 50-летие. Я сказал: «Лева, поздравляю тебя! К сожалению, по уважительным причинам задерживаюсь в Германии. Я нашел хорошую клинику, где удлиняют ноги. Хочу быть с тобой одного роста… » Говорят, когда включили эту запись, в зрительном зале все и смеялись, и плакали.

Вообще, друзья мне очень помогли, по очереди приезжали навестить. Бисер Киров, появившийся в палате с гитарой, заставил меня петь. Как потом выяснилось, врачи его попросили об этом, чтобы у меня без движения не начался отек легких. Столько людей звонили, приезжали… Никулин по телефону сказал мне: «Мальчик, ты меня не радуешь, придумал лежать… » Анекдоты рассказывал. Звонили Евгений Леонов, Борис Брунов… Тамара с Настей приезжали. Первым узнал об аварии мой отец, причем ему даже не сказали, жив ли я или погиб. У него из-за этого случился инфаркт.

Полгода я был прикован к больничной койке. Через полгода научился сидеть, потом передвигаться на костылях, и, наконец, сделал первый шаг. Спустя год стал на ноги. Это было счастье!!! После пережитого я стал иначе относиться ко многим вещам. Остаться на этой Земле — это подарок свыше.

— За руль с тех пор так и не отважились сесть?

— Долгое время думал, что не смогу сам водить. Правда, потом решился. Сейчас чаще водит машину жена. У нее и получается лучше. А я в основном езжу на служебном автомобиле с водителем. Кстати, однажды был прикол. Мы ехали вместе с Левой Лещенко, я сидел сзади, Лева — за рулем. Мы опаздывали на какой-то концерт и очень быстро ехали. Нас остановили ГАИшники. «Извините, мы очень спешим. Опаздываем на концерт!» — пустился в объяснения Лева. Инспектор был непоколебим. И тут я выглядываю с заднего сиденья: «Брат, ну отпусти. Говорят же тебе, на концерт опаздываем». ГАИшник, узнав меня, расплылся в улыбке: «Конечно, конечно, Владимир Натанович, вы только скажите своему водителю, чтобы он был поосторожнее — не так гнал!» Нас отпустили, правда, Лева сильно обиделся, что меня узнали, а его нет.

Читайте нас в Telegram-канале, Facebook и Twitter